ФОНД КУТЕПОВ
ЦЕЛИ ФОНДА
КОНТАКТЫ С ФОНДОМ
НОВОСТИ ФОНДА
ВОССТАНОВЛЕНИЕ МЕМОРИАЛА
ГЕНЕРАЛ А.П.КУТЕПОВ
ИСТОРИЧЕСКИЕ СПРАВКИ
КАРТА ГАЛЛИПОЛИ 1921
КАРТА МЕМОРИАЛА 1921
ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ
ИЗ ПОЧТЫ ФОНДА
ГОСТЕВАЯ КНИГА
ПАРТНЕРЫ
Copyright: Oleg Novikov, 2005. All Rights reserved.
|
|
Алена Викторенко
Призраки Голого Поля.
После гражданской войны из России
в Константинополь прибыли почти 400 тысяч
беженцев всех званий и сословий. Это был
перевалочный пункт: из «дикой» страны старались
перебраться дальше на Запад. Сохранившие хотя бы
часть состояния устраивались в Германии,
Чехословакия принимала студентов, инженеров и
врачей. Аргентина – хозяйственных, но теперь
безземельных казаков. Не терявшие надежду
романтики ехали во Францию – пополнять легион
дешевой рабочей силы. Но даже после такого
«исхода» в путаных улочках Перы и Галаты осели
более 150 тысяч выходцев из России.
Сейчас «белых русских», как их до сих
пор называют в Стамбуле, осталось всего
несколько тысяч. В основном это старики,
доживающие свои дни в приюте для престарелых при
русском подворье православной церкви. От колонии
«бывших наших» остались здесь кроме церкви
ресторан «Режанс» и бродячие тени Чарноты,
Хлудова и Серафимы из булгаковского «Бега».
1.
Старые желтозубые петербургские
дамы в мужских макинтошах, с тюрбанами на
головах, вынимали из сумок последние портсигары
– царские подарки с бриллиантовыми орлами – и
закладывали или продавали их одесскому ювелиру
Пурицу. Они ходили все одинаковые – и делали
бедное, но гордое лицо. Молодые офицеры,
сопровождавшие этих дам, Вовочки и Николя –
бывшие корнеты лихих гусарских и драгунских
полков, красиво проживали деньги своих спутниц.
Александр Вертинский
Путешествие в прошлое началось в
туристическом автобусе в расслабленном
курортном Кемере. Каждый раз, открывая двери в
прохладный салон, водитель долмуша, сахарно
улыбаясь, заводил одну и ту же песнь: «Русский
девушка замуж! Любимая богатая жена!» – и,
страстно шлепая по волосатой груди смуглой
пятерней, заявлял: «Я русский!». Славянки
заливисто хохотали и махали на него руками. А на
водительской карточке, прикрепленной к кармашку
рубахи, между тем чистой латиницей было написано:
Юсуф Зайченко
.
Замечательный русский турок Юсуф
оказался потомком казачьего офицера Семена
Зайченко, прибывшего в Константинополь в составе
армии генерала Кутепова. Юсуф же каждое лето
прибывал из Стамбула в Кемер на заработки и в
поисках русской жены. Особенно нравились ему
украинки с щедрыми формами и громкими голосами,
– они тоже проходили по разряду русских.
Восстанавливать руины языка предков ему помогал
«русский» же приятель – юный казах Алмаз из
Астаны, подрабатывавший в серебряной лавке при
отеле. Наш интерес к его русским корням Юсуф
воспринял с благодарным энтузиазмом и в
ближайшие свои выходные пригласил нас в Стамбул.
Знакомство с раскаленным городом
началось с кварталов Аксарая. Это русский район,
заявил Юсуф со смущенной усмешкой. «Нэхороши
девки снимать, пить, спать, гулять», – пояснил,
бравируя знанием ненормативной лексики. А в
начале XX века именно в Аксарае селились беженцы
из России, у которых имелись хоть какие-то деньги.
Денег не имевшие обитали где придется – в
полуразрушенных мазанках, в угольных сараях и
даже под лодками на берегу пролива.
Район Лялели в получасе ходьбы от
Айя-Софии тоже считается русским. Это
грязноватое место обитания деловитых челноков.
Сюда сливаются жители СНГ, напрочь лишающие
соотечественников чувства патриотизма, и не
лучшая, но предприимчивая часть турецкой нации.
Здесь каждого хватают за рукав: «Кожа хочешь?
Золота хочешь? Дубленка хочешь?». Почти все
надписи на русском языке – с великолепными
ошибками. На дверях многих магазинов –
двусмысленные объявления «Требуется русская
девушка». Челноки Лялели довольны: место,
говорят, обжитое и удобное для шопинга, во всех
торговых точках продавцы – «русскоговорящие»
турки либо наши соотечественники. Что интересно,
турки вовсю стараются освоить русский, наши же,
годами приезжая сюда за товаром, не знают и
десятка турецких слов. Зато поражают воображение
способностью таскать тюки размером с ширину
турецкой улицы.
Почти разочарованных, Юсуф привез нас
в усадьбу своих родителей – чуть ли не гектар
разнообразных низеньких домиков, перемежаемых
лужайками и клумбами, кустарником и деревцами.
Размеры поместья и наличие зелени говорили о
состоятельности семейства. Плоские крыши
мазанок украшены солнечными батареями, баками
для нагрева воды и спутниковыми антеннами.
Глава ветвистой семьи, пожилой мужчина
кавказской внешности Александр Зайченко,
встретил гостей радушно и немедленно стал
демонстрировать заранее приготовленные
фамильные ценности: казачью шашку, фуражку с
овальной кокардой и пуговицы от офицерской
одежды основателя турецкого рода Зайченко. Сама
офицерская форма была перешита для 96-летнего
казака в смертное облачение, а несколько пуговиц
после перелицовки оказались лишними. За
подлинность шашки, признался Александр, он
поручиться не может, потому что дед, а позже отец
несколько раз закладывали ее, когда срочно
надобились деньги. Но каждый раз выкупали. По
детским воспоминаниям Александра, последняя
выкупленная шашка выглядела сильно иначе, чем
заложенная годом раньше, но открыть отцу глаза на
подмену он не посмел.
2.
Не дай нам Бог заглядывать в
турецко-русский словарь. Достаточно того, что
«каторга» – турецкое слово. Как и достаточно
обнаружить на турецкой карте город, называющийся
Нигде.
Иосиф Бродский
Русский язык главы семьи был так плох,
что поначалу нам казалось, что он говорит
по-турецки. Хорошо, что Юсуф стал деликатно
поправлять произношение родителя, а то бы мы мало
что поняли из его рассказов. Впрочем, после ужина
и нескольких стаканчиков чая на устеленной
коврами и подушками террасе, окруженные мягкой и
черной ночью, мы уже привыкли к турецкому
произношению русских слов. В семействе Зайченко
вот уже более 30 лет существует довольно острая
языковая проблема: жена Александра Тюлай
принципиально против русскоговорения своих
ближних. Александр предполагает, что причиной
тому стал его пятиминутный разговор с русской
зеленщицей, запеленгованный его тогда еще
невестой Тюлай. И сыновей назвать русскими
именами, как в семье было принято, не позволила. А
прежде Зайченко говорили на двух языках, и
праздники отмечали и «отцовские», и
«материнские». Рождавшихся девочек называли
нежными турецкими именами, а мальчиков –
мужественными славянскими. Такая была
интернациональная семья. Натерпевшись турецкого
ига, Александр теперь советует Юсуфу жениться на
русской.
Во внешности носителей фамилии
Зайченко ничего славянского не осталось:
смуглота и чернявость победила в большинстве
потомков, лишь изредка прорывалась рыжина, да и
то местная, турецкая.
Как же случилось, что ростовский
парень Семен Зайченко превратился в турка?
Долгое время, говорит Александр, он думал, что его
дед родом из Галлиполи...
3.
Галлиполи – часть того
истинно-великого и священного, что явила Россия
за эти страшные и позорные годы, часть того, что
было и есть единственная надежда на ее
воскрешение и единственное оправдание русского
народа, его искупление перед судом Бога и
человечества.
Иван Бунин
Галлиполи в переводе с греческого –
«Город красоты». Непонятно, почему так назвали
выжженную солнцем пустыню, где короткие
перебежки ящериц были единственным живым
движением природы. Русские солдаты называли эту
местность Голо-Поле, и это название ей подходило
куда как больше. Тридцатитысячной армии усталых
и разочарованных изгнанников разрешили сойти на
берег лишь после того, как французы в счет долгов
забрали имущество русской армии, а итальянцы –
серебро, вывезенное из Ростова. Регулярные части
под командованием Врангеля и Кутепова были
направлены на Галлипольский полуостров,
остальные были предоставлены сами себе.
Вначале солдаты и офицеры соблюдали
строгую дисциплину, поддерживали в лагере
порядок. Организовали даже три гауптвахты. По
сравнению с другими галлиполийцы жили неплохо.
Однако, не дождавшись часа, когда снова сможет
служить России, российская армия тихо скончалась
в этом Голом Поле. Угрюмые мужчины с погасшими
глазами, в рваных шинелях, продавали на улицах
фиалки, спички, карандаши, нанимались
разнорабочими, чистили канализацию, рыли канавы,
продавали овощи на рынке.
Сегодня городок Гелиболу ничем не
напоминает место гибели последней надежды
русских изгнанников. Это тихая гавань с мерно
покачивающимися у берега рыбацкими лодками.
Яркие туристические автобусы мирно грузятся с
набережной на паром через Дарданеллы...
4.
Как в концлагере, русские беженцы
жили на английском пайке и играли в карты,
проигрывая друг другу свои голодные пайки. С горя
они отвинчивали дверные медные ручки и продавали
их за гроши на барахолке, чтобы курить и пить
турецкую водку.
Александр Вертинский
Семену Зайченко сначала не везло, а
потом повезло очень сильно. Беженцы получали
кое-какую поддержку от сочувствующих
организаций, но солдат стеснялся брать
«гражданскую» пайку. Он нанялся носильщиком в
отель, сгорая от стыда, сменил офицерскую форму
на идиотский красный костюмчик с круглой
шапочкой и серебряными пуговицами. Вечерами тупо
пропивал чаевые. Нарушив казаческое табу, стал
играть в карты. Оказалось, что тут-то его и
поджидала удача. Хмурый турок, проигравший за
ночь немыслимые миллионы такому же хмурому
русскому, на рассвете повел его к себе домой –
отдать поставленное на кон под честное слово. В
большом сарае – дворце Семен увидел рыжую
красавицу, которая после бессонной ночи
показалась ему сказочным видением.
Проигравшийся турок с недоумением обменял свой
карточный долг на руку засидевшейся в девках
старшей дочери Зебы, у которой на турецком
брачном рынке все равно не было никаких шансов
из-за безобразной рыжины и конопатости. Семен
обрел свое счастье и перестал мечтать об
избавлении от горькой беженской судьбы.
На «заработанные» в преферанс деньги
молодожены открыли маленький ресторан, где
русские пироги откушивались с тем же
удовольствием, что французский сыр и немецкая
колбаса, а белесую водку раки запивали русским
квасом. Бизнес развивался с переменным успехом,
но сейчас Зайченко имеют в разных городах Турции
уже целую сеть ресторанчиков домашней кухни с
теплым названием «Ана» («Мама»).
Азиатская часть города русских
немного пугала, поэтому те, у кого была хоть
какая-то возможность выбора, старались селиться
в районе Галата и улицы Пера – главной
европейской магистрали города.
Постепенно обживались. За самыми
предприимчивыми потянулся и буржуазный средний
класс: открывали аптеки, рестораны и
кондитерские, называя их московскими и
петербуржскими именами: «Эрмитаж», «Метрополь»,
«Режанс», «Аркадия»...
Оправившись от шока, врачи и адвокаты
вновь занялись своей практикой. Заработали две
русские гимназии – мужская и женская, балетная
школа, книжный магазин, начали выходить русские
газеты, образовался даже детский скаутский клуб.
Вывески напоминали о счастливых днях прошлого:
«Зернистая икра», «Филипповские пирожки»,
«Смирновская водка», «Украинский борщ».
Бывшие офицеры и непривычные к труду
дворяне либо быстро опускались, либо давали волю
своему инстинкту выживания и тогда поистине сами
творили свою судьбу. Офицеры становились
шоферами, а квалификацию наших механиков турки
считали высочайшей. Говорили: «Русский механик –
это лучший механик».
Сослуживец Семена Яков Гордиенко,
например, после Галлиполи устроился в чайную
разносчиком, а потом уговорил хозяина превратить
ее в ресторан. На захламленном чердаке Яков
своими руками выгородил «номера», во дворе
организовал прачечную и стал сначала
управляющим, потом совладельцем, а потом и
единоличным владельцем развивающегося бизнеса.
В 1929 году открылся первый в Константинополе, да и
во всей Турции пляж с солярием. Владельцем его
был Гордиенко.
Другой офицер, Николай Пьянковский,
после ликвидации галлипольского лагеря
организовал одну из первых в Турции
косметических лабораторий, продукция которой
имела бешеную популярность во всей Европе.
Откуда только что бралось, когда включалось в
людях могучее и гордое стремление не просто
выжить, а и вернуть приличествующую классу
моральную и материальную состоятельность...
5.
Модная одежда русских женщин
представляла разительный контраст с привычной
османской и считалась последним европейским
писком в мусульманском Стамбуле. Голубоглазые
светловолосые красавицы в укороченных платьях
со свободной талией сводили турок с ума. Турчанки
в паранджах, да еще запертые на женской половине
дома, не выдерживали конкуренции. Их мужья вечера
напролет проводили в кабаре и швыряли деньги на
дорогие подарки для «карашо», как тогда в
Стамбуле называли русских девушек.
Элен Арэль
(в девичестве Елена Гордиенко)
В среде русской эмиграции Франции и
Германии до сих пор говорят: «Всех умных мужчин
мы отдали Америке, а всех красивых женщин
оставили в Турции». В 20-е Константинополь
буквально цвел молодыми и хорошенькими личиками.
Отчаливающая от родных берегов в неведомую жизнь
молодежь от страха и отчаяния венчалась прямо на
пристанях и корабельных палубах. Юные жены в
турецком Вавилоне осваивались, как правило,
быстрее своих мужей, их более охотно брали на
работу, и постепенно главой семьи становилась
жена, а муж кротко пропивал или проигрывал в
бильярдной ее турецкие деньги.
Турки же от русских красавиц просто
теряли головы. Мужу приходилось либо мириться с
этим, либо отпускать супругу на волю. Разводились
так же легко, как женились: муж получал
отступного и уезжал искать счастья в других
местах. Русские женщины стремились выйти за
иностранца – американца, немца, африканца –
неважно, и уехать из азиатчины. Но многие
неожиданно для самих себя делались
«магометанскими леди», а некоторые даже с шиком
носили восточные одежды.
6.
С улыбкой на устах можно взобраться
на паром и отправиться пить чай в Азию. Найти кафе
на самом берегу Босфора, сесть на стул, заказать
чай и, вдыхая запах гнилых водорослей, наблюдать,
не меняя выражения лица, как авианосцы Третьего
Рима медленно плывут сквозь ворота Второго,
направляясь в Первый.
Иосиф Бродский
Сообщество изгнанников сильно
изменило и оживило культурную жизнь
Константинополя. Благодаря русским Турция
познакомилась с классическим балетом, оперой и
опереттой. Союз русских художников устраивал
выставки, открылся музыкальный театр
«Паризиана». В кабаре «Черная роза» ходили
слушать Александра Вертинского, – турки, не
понимая русских слов, млели от оригинальных его
интонаций.
Никакое другое влияние так не
преображало эту восточную страну. Благодаря
русским Контантинополь стремительно
европеизировался. Выходцы из России просто жили
так, как привыкли, исподволь и изнутри разрушая и
переиначивая вековые традиции чужого общества.
Прежде безмолвные и бесправные турчанки
научились говорить и все чаще осмеливались
носить европейские наряды. На женской половине
турецких домов стали появляться гувернантки
(конечно же, из русских барышень), которые не
только учили девочек грамоте, но и давали им
представление о том, что женская жизнь вообще-то
может быть иной, чем та, которой жили их матери и
матери их матерей.
На улицы Константинополя пришла
архитектура модерна. Строились другие дома:
потолки выше, окна больше, вместо привычных
ковров на полах – зеркальный паркет.
Устраивались вполне европейские приемы, на
которых блистали «карашо» и русские артисты –
образцы для подражания всему европейскому.
Мощнейшая энергия разрушения судеб
тысяч русских людей словно бы преобразовалась в
некую силу толчка, заставившего – к добру или к
худу – Турцию, стоящую одной ногой в Европе, а
другой в Азии и опасливо посматривавшую на
бурный мировой прогресс, более твердо стать на
свою «европейскую ногу».
Алена Викторенко
|
|